Православная "мягкая сила" России

Оригинал статьи был опубликован The Carnegie Council. Перевод Мадины Давлеткильдеевой.

Читать по английски здесь

Николай Петро - профессор политических наук в Родайлендского университета. Его доклад был представлен на семинаре Межсоюзнической конфедерации офицеров резерва (Interallied Confederation of Reserve Officers (CIOR)) в Кёнигсвитере, Германия, 15-18 сентября.

Краткое содержание

Для многих аналитиков термин Русский Мир олицетворяет экспансионистскую и мессианскую внешнюю политику России, извращённое слияние интересов российского государства и Русской Православной Церкви.

Не часто замечают, однако, что термин означает нечто абсолютно разное для каждой из сторон. Для государства это инструмент культурного и политического влияния России, в то время как для Русской Православной Церкви это духовное понятие, напоминание о том, что через крещение Руси Бог посвятил этих людей задаче построения Святой Руси.

Таким образом, близкие симфонические отношения между Православной Церковью и государством обеспечивают внешнюю политику России определёнными моральными рамками, которые, скорее всего, продолжат формировать политику страны в будущем.

«Для нас возрождение России неразрывно связано, прежде всего, с духовным возрождением... И если Россия — самая большая православная держава, то Греция и Афон — это ее истоки»  - Владимир Путин во время официального визита на Святую гору Афон, сентябрь 2005 г.

Как известно, внешняя политика зависит от интересов и ценностей. Но в то время как интересы России широко обсуждаются, её ценности очень часто упускаются из виду или рассматриваются в упрощённом виде как антипод западным ценностям.

Но, как профессор Андрей Цыганков указывает в своей книге «Россия и Запад от Александра до Путина», отношения России и Запада проходят через циклы, которые отражают её понятие чести.Под честью профессор подразумевает основные моральные принципы, которые внутри культуры широко воспринимаются как причина для её существования, и которые информируют её цели при взаимодействии с другими странами.

На протяжении последних двух столетий в поисках своей чести Россия сотрудничала со своими европейскими соседями, когда они признавали её частью Европы; действовала оборонительно, когда они исключали Россию; и напористо, когда они были явно настроены враждебно по отношению к российскому понятию чести.

Иногда национальное понятие чести совпадает с современными интересами; но оно не может быть сведено только к национальным интересам, так как политические лидеры должны реагировать на экзистенциальные идеалы и устремления, которые укореняются в культуре. Следовательно, национальное понятие чести служит основанием того, что можно было бы назвать долгосрочным национальным интересом.

По словам Цыганкова, в России долгосрочный национальный интерес вращается вокруг трёх постоянных принципов: во-первых, суверенитет или «духовная свобода»; во-вторых, сильное государство, обеспечивающее социальную защиту и способное отстаивать этот суверенитет; и, в-третьих, культурная лояльность к тем, кто разделяет российское понятие чести, где бы они ни находились.

Президент России Владимир Путин чётко сформулировал своё виденне Российской концпции чести во время государственного визита на Святую гору Афон в 2005 году, когда он назвал Россию «православной державой».

Путин о Моральном Кризисе Запада

Едва ли отмеченное в то время словосочетание, как представляется сегодня, предвещало поворот в сторону напористости во внешней политики России, которую западные аналитики впервые заметили в его выступлении в феврале 2007 года на Конференции по Безопасности в Мюнхене.

С тех пор, Путин часто ссылался на опасность, исходящую от американской односторонности, и даже оспаривал заветное понятие американской исключительности. Но до своего выступления на заседании международного дискуссионного клуба «Валдай» в 2013 году он не указывал, какие именно ценности отстаивала Россия, и чего требует её понятие чести.

Путин начал свое выступление, отметив, что мир стал местом, где порядочность всё более в дефиците. Поэтому страны должны сделать всё, чтобы сохранить свою самобытность и ценности, так как «движение вперёд невозможно без духовного, культурного, национального самоопределения, иначе мы не сможем…добиться успеха в условиях глобальной конкуренции».

Без сомнения, сказал он, самой важной составляющей успеха страны является интеллектуальное, духовное и нравственное качество её людей. Экономический рост и геополитическое влияние в большей степени зависят от того, считают ли граждане страны, что они один народ, разделяющий общую историю, общие ценности и общие традиции. Все это, по словам Путина, вносит свой вклад в самооценку страны, её национальный идеал. Россия нуждается в культивировании лучших примеров из прошлого и их фильтровании через богатые культурные, духовные и политические перспективы. Разнообразие перспектив имеет важнейшее значение для России, поскольку она была рождена многонациональным и многоконфессиональным государством, и остаётся таковым по сей день.

Именно культурное многообразие является одним из основных вкладов России в глобальное развитие. «У нас накоплен уникальный опыт взаимовлияния, взаимообогащения, взаимного уважения различных культур» -- сказал он своей аудитории. «Эта поликультурность, полиэтничность живёт в нашем историческом сознании, в нашем духе, в нашем историческом коде».

Поликультурность, он напомнил слушателям, также является одним из движущих факторов Евразийского Союза, проекта, инициированного президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым, который Путин радушно принял.

Разработанный для перемещения Евразии из периферии мирового развития в её центр, он может быть успешным только в том случае, отметил Путин, если каждый народ сохранит свою историческую идентичность и будет развивать её вместе с идентичностью Евразийского региона в целом. Создание культуры единства в многообразии в этом регионе должно в значительной степени способствовать как плюрализму, так и стабильности на мировой арене.

Но, в упрёк Западу, Путин отметил, что некоторые аспекты поликультурности уже не воспринимаются положительно на Западе. Ценности традиционного христианства, некогда положившие основу Западной цивилизации, оказались там под огнём критики, а на их месте западные лидеры продвигают однополярное и монолитное мировоззрение. Это является неприятием естественного разнообразия мира, подаренного Богом. Путин отметил, что без ценностей христианства и других мировых религий, без норм морали и этики, формировавшихся в течение тысяч лет, люди неизбежно теряют человеческое достоинство.

Отказ от традиционных христианских ценностей привёл к нравственному кризису на Западе. Россия, говорит Путин, намерена противостоять этой тенденции, защищая христианские моральные принципы как дома, так и за рубежом.

Призыв Путина к большему уважению к традиционным культурным и религиозным особенностям был либо не замечен, либо проигнорирован на Западе. Одна из причин, как  я подозреваю, лежит в том, что он был сформулирован на языке, который больше не используется западными элитами.

На протяжении большей части 20-го века, западная социальная наука утверждала, что модернизация сделает традиционные культурные и религиозные ценности неуместными. По словам политогов-новаторов Габриэля Алмонда и Сиднея Верба, вершина развития общества, т.н. «гражданская культура», склоняется к культурной однородности и светскому государству. Эти свойства ведут к политической стабильности и экономическому прогрессу. Образец приведён на модели англо-американских обществ, которые, как они считали, формируют оптимальную модель современного общества.

Полвека спустя, с подъёмом Китая и крахом Советского Союза, не настолько очевидно, что светскость и однородность являются единственными путями к национальному успеху. Учёные всё чаще заявляют о множестве возможных путей к современности, и даже о возможном возрождении религии.

Ещё одна причина, по которой обращение Путина было упущено из виду, это то, что он призывает Запад признать свои византийские корни, которые зачастую отвергались как незападные. По представлению Путина, включение восточного христианства в западную цивилизацию представляет Россию как важную часть западной цивилизации и требует участия России в любых дискуссиях о западных ценностях.

Речь Путина в 2013 году была уверенным и оптимистичным изложением российских ценностей, культурных и духовных причин, по которым влияние России в мире будет неизбежно расти. К 2014 году, однако, мир сильно изменился. Основной причиной является конфликт внутри Украины, который многие на Западе определяют как конфликт вокруг мирового порядка, вытекающий из существенных несоответствий ценностей России и Запада.

Россия, напротив, видит себя этом конфликте в качестве защитника не только важных стратегических интересов на Украине, но и своих основных ценностей, таких как духовная свобода, культурная лояльность и плюрализм. Это может показаться странным многим на Западе, но отношение России к украинскому кризису столь жёстко именно потому, что она видит себя занимающей высокую моральную планку в этом столкновении.

Также, основная причина, по которой западная моральная критика действий России имеет малую поддержку среди россиян, в том, что Русская Православная Церковь вернула своё традиционное общественное преимущество как институт, определяющего моральное видение и чувство чести нации. За пределами России это видение стало известно как Русский мир.

Русский Мир или Сообщества Исторической Руси?

Важно различать, как этот термин используется российским государством и Русской Православной Церковью.

Использование этого термина как «общины православных христиан, живущих в единстве веры, традиций и обычаев» восходит по меньшей мере к началу 19 века, но он был повторно определён в качестве политической концепции в начале 1990-х годов Петром Щедровицким, влиятельным политическим консультантом, интересующимся ролью, которую культурные символы могут играть в политике.

Щедровицкий считал, что создание сети взаимодополняющих социальных структур в странах бывшего Советского Союза среди людей, которые продолжают говорить и думать на русском – так называемый «Русский мир» -- может быть политически выгодным для России. Их практическая привлекательность для внешней политики исходит из того, что взяв на себя ответственность говорить от имени более 300 миллионов русскоговорящих, ослабленная постсоветская Россия мгновенно станет ключевым региональным игроком, а также влиятельной политической силой в странах бывшего Советского Союза.

Это понятие находило отклик еще в администрации Ельцина, которая в середине 1990-х уже искала «Русскую идею», вокруг которой можно объединить нацию и способствовать новому демократическому консенсусу. Членам Института Философии Российской Академии Наук было поручено изучить эту концепцию, но, несмотря на то, что она в определённой степени повлияла на первую внешнеполитическую доктрину России в 1996 году, её влияние вскоре было исчерпано. Как мне позже объяснили те, кто был задействован в этом проекте, был попросту предоставлен слишком большой выбор разрозненных «Русских идей», но в администрации президента или Институте Философии не было консенсуса по поводу поддержки какой-либо из предложенных версий.

Пройдёт более десяти лет, прежде чем термин будет использован главой Русской Православной Церкви Патриархом Кириллом. Это произошло в 2009 году на Третьем Собрании Русского Мира, когда Патриарх Кирилл заговорил о том, как Русский мир, или, как он его ещё называл «Великая Русь», должен реагировать на вызовы глобализации.

Церковь, по его словам, подчёркивает важность духовных связей над разделением национальных границ. Поэтому она использует термин русский не как географическое или этническое понятие, но как духовную идентичность, которая относится к колыбели цивилизации восточных славян – Киевской Руси.

Эта общая идентичность была сформирована, когда Киевская Русь переняла христианство от Константинополя в 988 году. В тот момент Святой Дух посвятил восточных славян единой цивилизации и поставил им задачу построения Святой Руси. Эта миссия сохранялась на протяжении Московского и Имперского периода. Она пережила гонения Советской эпохи и существует по сей день в демократической России. Основа этого сообщества проживает сегодня в России, Украине и Беларуси (иногда Патриарх Кирилл также упоминает Молдову и Казахстан), но также может затрагивать любого, кто разделяет православную веру, русский язык, общие исторические воспоминания, и общий взгляд на социальное развитие.

В июне 2007 года Президент Путин учредил фонд «Русский Мир», которому была поручена поддержка русского языка и культурного наследия во всём мире. Большая часть этих усилий была направлена на сохранение использования русского языка в странах бывшего Советского Союза, и вместе с этим и популяризации образа России. Но, несмотря на то, что между религиозным и политическим использованием этого термина есть много общего, важно подчеркнуть несколько важных различий.

В государственном использовании Русский мир обычно имеет культурное или политическое понятие. В обоих значениях он используется группами, работающими на российское правительство, для укрепления внутренней стабильности страны, восстановления статуса России как мировой державы и увеличения её влияния в соседних государствах. С точки зрения государства, Русская Православная Церковь может быть полезным инструментом для этих целей.

В использовании Церковью, Русский мир является религиозным понятием, смыслом которого является обращения вспять секуляризации общества по всему бывшему Советскому Союзу—задача, которую Патриарх Кирилл назвал «второй христианизацией» Руси. Русская Православная Церковь видит российское правительство, и любое правительство, в рамках своей канонической территории, в качестве инструмента для этой цели.

Реакция на использование Патриархом понятия Русский мир, которое было, в основном, знакомо в политическом контексте ельцинской эры, была неоднозначной как внутри, так и за пределами России. Оно вызвало оживлённые споры на Украине, где Греко-Католическая Церковь и Украинская Православная Церковь (Киевского Патриархата) открыто отклонили это понятие. С другой стороны, независимая Украинская Православная Церковь (Московского Патриархата), которая обслуживает половину всех христиан Украины, восприняла его сдержанно.

В свете этой полемики, Патриарх Кирилл вернулся к теме в 2010 году, чтобы прояснить свои взгляды по поводу того, что Русский мир означает конкретно для Украины. Он напомнил, что крещение Киевской Руси было конкретным случаем Промысла Божьего. Русская Православная Церковь обязана защищать религиозные и культурные связи, установленные этим чудотворным событием более тысячи лет назад, и всегда будет это делать.

Беларусь, Россия и Украина являются равными преемниками наследства Киевской Руси, следовательно,  все три государства должны быть координационными центрами в развитии Русского мира. С этой целью Патриарх Кирилл представил идею «синодальных столиц» -- исторических центров русского православия, которые будут регулярно принимать заседания Священного Синода, главного органа Церкви по принятию решений. Одной из этих столиц является Киев. Стоит отметить, что протоиерей Евгений (Максименко), священнослужитель Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, призвал патриарха сделать следующий логический шаг и вернуть Патриаршество Руси из Москвы обратно в Киев.

Христианство, по словам патриарха, не стремится уничтожить то, что является уникальным в каждой нации. Скорее оно стремится мотивировать местные культуры к большему признанию исключительного смысла христианства. Когда то идеальным православным обществом была Византийская империя. Сегодня, однако, в рамках национального суверенитета православие предлагает себя в качестве духовного дополнения к национальному суверенитету и согласующего ресурса в условиях мировой глобализации. Патриарх Кирилл отметил, что этот же принцип характерен для Европейского Союза и Содружества Независимых Государств.

Но, в то время как Церковь уважает государственный суверенитет, она не занимает никакой позиции по существу. Национальные государства не являются ни хорошими, ни плохими. Это просто данные рамки, в которых Бог направляет Церковь к восстановлению Святой Руси. Таким образом, долг Церкви сделать каждую нацию, хотя бы частично, «носителем православной цивилизации».

В течение последнего десятилетия, чисто прагматическая, постсоветская версия Русского мира постепенно уступила растущему влиянию Церкви в политической жизни России. Среди многих примеров, позвольте мне подчеркнуть один — обращение Президента Путина в Киеве по случаю 1025-ой годовщины крещения Руси в 2013 году. Это также был последний визит Путина в Украину.

Его выступления на форуме высветили каждый из мотивов Русского мира именно в его религиозном контексте, включая решающую духовную и культурную значимость крещения Руси; уникальность православных ценностей в современном мире; почтение исторической значимости Киева (до революции, по словам Путина, Киев был известен как «вторая культурная и интеллектуальная столица после Санкт-Петербурга», т.е. опережая даже Москву [!]); и признание права Украины делать любой политический выбор, что, однако, «ни в коей мере не стирает наше общее историческое прошлое».

Выводы и прогнозы

Проведя черту между целями российского государства и Русской Православной Церкви в продвижении Русского мира, важно отметить, что эти два подхода не находятся в конфликте. Классическая формулировка для церковно-государственных отношений в восточном православном христианстве была и остаётся симфония, или гармония, между Церковью и государством, а не протестантский западный идеал разделения. Установление глубоко гармоничных и взаимодополняющих отношений между Церковью и государством в России сегодня, впервые за более чем столетие, тем самым, имеет значительные последствия для российской политики.

Первое — то, что высокие рейтинги популярности Владимира Путина не являются ни преходящими, ни личными. Они отражают популярность его социальной и политической программы, которая пользуется популярностью именно потому, что она имеет благословение Русской Православной Церкви. Несколько лет назад тогдашний президент Медведев назвал Церковь «самым большим и авторитетным социальным институтом современной России»--оценка, подкреплённая недавними исследованиями, показывающими, что Патриарха Кирилла чаще определяют в качестве «духовного лидера [и] нравственного наставника» всего русского народа, чем в качестве главы одной религиозной конфессии.

Успех «плана Путина», «модели Путина» или «путинизма», таким образом, легко объяснить. Настоящее правительство России понимает, что оно получает огромный социальный капитал от государственного объятия Русской Православной Церкви. Пока Россия является широко представительной (не путать с либеральной) демократией, есть мало оснований ожидать больших изменений.

Некоторые аналитики, однако, полагают, что это объятие может привести к конфликту между государством и другими конфессиями. Потенциал подобного конфликта широко признан, особенно религиозными лидерами, что привело к созданию Межрелигиозного Совета России в 1998 году. Он придерживается двух целей: во-первых, разрядить конфликты между различными религиозными общинами. Во-вторых, представить единую религиозную повестку дня для политиков. Эта инициатива была успешной на обоих фронтах, и в настоящее время деятельность Совета охватывает не только Россию, но и всю территорию СНГ (Содружества Независимых Государств).

Если моя оценка важности религиозных основ для популярности нынешнего режима верна, то из неё следует, что попытки подорвать единство Русского мира будут широко рассматриваться как нападение на основные народные ценности—не только в России, но и во всём Русском мире. Любые экономические, политические, культурные и другого рода санкции усилят этот эффект и резко подорвут интеллектуальную и эмоциональную симпатию к Западу в рамках этого общества. Хотя такой эффект возможно будет временным, я подозреваю, что немногие в нынешнем поколении российских лидеров сохраняют надежды на возможность построения долгосрочного партнёрства с Западом на базе общих ценностей.

Более того, Русская Православная Церковь будет продолжать влиять на  внешнеполитическую программу России в нескольких направлениях.

Во-первых, она будет использовать влияние государства, чтобы защищать права православных христиан по всему миру, даже если они не являются гражданами России. Это соответствует транснациональному характеру Русской Православной Церкви.

Во-вторых, Церковь будет продвигать христианские нравственные и социальные ценности на международных форумах, либо самостоятельно, либо в сочетании с другими религиями. На самом деле, тесные связи по этим вопросам уже налажены с Римской Католической Церковью и мусульманским духовенством в Египте и Иране. Там, где она не имеет прямого доступа, она обратится к российским СМИ или таким популярным международным агентствам, как RT и «Спутник», чтобы продвигать свою программу.

В-третьих, там, где российские государственные и общественные организации продвигают русскую культуру и язык за рубежом, Церковь будет также стараться лавировать на религиозной повестке дня. В то время как государство способствует национальным интересам Российской Федерации, Русская Православная Церковь будет продвигать культурную идентичность, которую она видит себя унаследовавшей от Киевской Руси.

Например, Церковь видит конфликт на Украине как гражданскую войну в Русском мире. С этой точки зрения, он не может быть решён путём разделения этого сообщества, изолируя Украину от России и уничтожая единство Русского мира, или позволив украинизацию преимущественно православных и русскоязычных регионов Украины, что приведёт к разрушению Русского мира в самой Украине. Единственным долговечным решением будет признание многокультурного характера украинского общества, в сущности, признание Украины как части Русского мира. С точки зрения Церкви это единственный путь к примирению украинского народа.

Как ни странно, многие умеренные украинские националисты тоже признают неотъемлемую культурную связь между Россией и Украиной. Типичный украинский интеллектуал, сторонник Майдана, считает, что Путин стремится подорвать украинскую демократию, прежде всего, потому, что он боится её распространения в России. Но они пророчат неизбежное восстановление братских связей с Россией после того, как свободолюбивые, про-европейские ценности Майдана  добьются успеха и свергнут «авторитарный режим Путина» в России. Трудно не заметить сходство между их стремлением к тесным связям с Россией и доктриной Патриарха Кирилла, только в противоположном культурном контексте.

В заключение, стоит спросить, какое влияние будет иметь вероятное усиление Русского мира на отношение России с другими странами?

В странах, где понятие Святой Руси не имеет под собой исторической подоплёки, скорее всего, будут опираться на контекст «холодной войны», с которым они лучше всего знакомы. Так, например, поступала госсекретарь США Хиллари Клинтон, когда она предостерегала Россию от  попыток «вновь советизировать регион». «Это будет называться Таможенным Союзом, это будет называться Евразийским Союзом и тем подобным», она сказала, «но давайте не будем в этом заблуждаться. Мы знаем, какова цель и мы пытаемся найти эффективные способы, чтобы замедлить и предотвратить это».

Среди непосредственных соседей России, реакция будет неоднозначной. В то время, как существует ещё много тех, кто вспоминает советскую эпоху с чувством ностальгии и считают, что распад СССР принёс больше вреда, чем пользы (в соотношении 2:1 в Армении, Кыргызстане, Украине и России), нет абсолютной уверенности в том, что консервативное социальное видение Православной Церкви получит подобную поддержку. В Украине термин Русский мир стал боевым кличем для обеих сторон, и в настоящее время настолько безнадёжно политизирован, что его религиозное и духовное содержание почти полностью игнорируются. В результате, по словам Николая Денисенко, «религиозная суть обсуждения изменяется против воли его авторов».

Ещё дальше от России популярность Русского мира, скорее всего, будет зависеть от того, выступит ли Россия глобальным защитником традиционных христианских и консервативных ценностей. Ценностные расхождения с Россией, которые некоторые на Западе цитируют в качестве оправдания для наказания и сдерживания России, действительно существуют, но это далеко не полная картина. Те же ценностные различия существуют и на Западе. Только недавно Россия поняла, что в то время как консервативная повестка отдаляет её от некоторых европейцев, она сближает её с другими. Список т.н. Putinversteher [люди «понимающие» или в какой то мере оправдывающие политику президента] в настоящее время, возможно, содержит больше политиков и лидеров общественного мнения из правого крыла европейского политического спектра, чем из левого.

В Соединённых Штатах деятели среди евангельских христиан, и даже некоторые известные политические комментаторы, начали принимать к сведению эту общность ценностей. Два года назад бывший помощник Никсона и кандидат в президенты от Республиканской партии Патрик Бьюкенен сказал коллегам- политическим консерваторам, что в риторике Путина есть много того, что делает его «одним из нас».

«В то время как большая часть американских и западных СМИ пренебрегают им как авторитарным и реакционным лидером, Путин возможно видит будущее с большей ясностью, чем американцы, до сих пор заключённые в парадигме «холодной войны». Если решающая борьба во второй половине 20-го века была вертикальной, Восток против Запада, то борьба 21-го века будет горизонтальной, между консерваторами и традиционалистами, выстроенными в каждой стране перед воинствующей светскостью многокультурной и транснациональной элиты».

Роль Русской Православной Церкви в этой борьбе важна, потому что она требует создание общей структуры христианских европейских ценностей, по сути, пан-европейской гражданской религии. Российское государство, тем временем, готово поддержать эти стремления потому, что только в контексте общей культурной и религиозной идентичности («общих ценностей») Россия станет полноправной политической частью Запада. Поэтому, преднамеренно или нет, Русская Православная Церковь и её Русский мир стали недостающей духовной и интеллектуальной составляющей мягкой силы России.

Однажды она может даже стать чем-то вроде политики США в области прав человека--неудобным, но, тем не менее, определяющим компонентом национальной идентичности, который государство будет применять выборочно, но от которого она никогда не сможет полностью отказаться.